Всемирно-историческое значение Победы Советского Союза в войне с Германией – по-прежнему актуальный вопрос. И становится все актуальнее. Не секрет, что весь мир считает, будто в той войне победила Великая Америка. Вместе с Украиной, конечно. Что касается Победы СССР, то есть даже такое мнение, что она вообще никакого значения не имела.



В наиболее одиозном выражении идея о бессмысленности жертв советского народа в Великой Отечественной войне формулируется так: Советская армия, взяв Берлин, лишь избавила немцев от ядерной бомбардировки со стороны Соединенных Штатов, которые таким образом в любом случае принудили бы Германию к капитуляции в 1945 году.
В 90-х годах в одном из толстых журналов довелось наткнуться на любопытный рассказ, фамилия автора которого не запомнилась. Зато запомнился сюжет. Описывался один день – 12 апреля 1961 года на обычном заводе в Геббельсштадте, как стали называть Саратов в оккупированной немцами России. Главный инженер завода – интеллигентный немец средних лет в смешных круглых очках, человек гуманный и добрый. Коллеги в заводоуправлении над ним даже посмеиваются, когда он начинает с жаром рассуждать о том, что русские ничем не хуже собак и если культурному немцу нельзя жестоко обращаться с животными, то и с русскими нельзя. Сам инженер хорошо относится к русским рабочим на заводе, во время обеденного перерыва любит послушать, как они хором поют ему пронзительно-печальные песни под гармошку и балалайку, и никогда не назначает им больше 10 плетей за дисциплинарные провинности. Особенно ему нравится молодой рабочий-металлист, которого зовут Юра. Он и трудится отлично, и улыбка у него какая-то задушевная. Даже эсэсовцы из заводской охраны относятся к Юре с симпатией и запросто разрешают ему собирать окурки возле пулеметных вышек. Да и вообще – в Фатерлянде оттепель, культ личности Гитлера разоблачен на XX съезде НСДАП, молодежь отказывается зиговать и многие вещи в истории Рейха переосмысливаются. Но в провинциальном Геббельсштадте ничего не меняется. Главный инженер знает, что Юра – неформальный лидер русской бригады, и приводит его в кабинет управляющего заводом, чтобы обсудить улучшение условий для местных арбайтеров, которые в ответ обещают работать еще лучше. Рабочие хотят, чтобы их отпускали из бараков-общежитий к семьям не раз в месяц, а раз в неделю. Увы, разговор заканчивается ничем. Управляющий – старорежимный хрыч, ветеран Восточной кампании, все еще верящий в святость своего Фюрера. Он брал Сталинград и до сих пор всерьез рассказывает на встречах с молодежью, что ту войну Германия могла и проиграть. Инженеру иногда даже думается, что этот человек на Восточном фронте отморозил себе не только уши. Что там с ним произошло такого особенного под Сталинградом, не очень понятно, но управляющий все еще ненавидит и даже боится русских. Однако даже он вечером, укладываясь спать в своем готическом особняке над Волгой, невольно вспоминает, какая симпатичная улыбка была у этого русского паренька, как его там, Га-га-рин, кажется. А Юра Гагарин в это время уже крепко спит на верхних нарах. До отбоя весь барак в десятый раз водили смотреть кино «Штурм Москвы» с Чарли Чаплином в роли Сталина, а перед этим показали документальный фильм о полете первого немецкого раумфарера в космос. И Юра спит и видит удивительный сон, будто не белокурый ариец, а он парит в сверкающем шаре высоко-высоко над Землей, где-то у самых звезд. И на губах его расцветает детская улыбка…
Вот такой рассказик. Давайте и мы поупражняемся в альтернативной истории и представим себе, что блицкриг немцам удался. Представим, что осенью 1941 года пала Москва, а летом 1942 года – Ленинград, Сталинград, Куйбышев, Свердловск, Челябинск, Магнитогорск и так далее. Граница Рейха устанавливается по Уральским горам, на вершинах которых появляются величественные монументы суровым немецким войнам, в грозной задумчивости взирающим из-под надвинутых касок на просторы Сибири. Эскизы монументов, кстати, уже были утверждены и выглядели весьма внушительно. Вполне сошло бы за декорации к операм Вагнера. Все это запросто могло произойти, если бы наши войска оказались чуть менее умелыми или упорными в боях, а желание воевать у советского народа было бы таким же, как, например, у французов. Дальний Восток и Забайкалье быстро прибирают к рукам японцы. Быть может, на просторах Сибири и Средней Азии где-то и сохранилась советская власть, но лишь потому, то у немцев в 1943 году были дела поважнее, чем оккупация Омска и Алма-Аты. Речь о бакинской нефти, месторождения которой взяли под охрану британские войска, выдвинувшиеся из Ирана, как они давно предлагали глупцу Сталину. В итоге вместо Курской дуги мир с напряжением следил бы за сражениями в Закавказье. Смогли бы англичане долго противостоять несокрушимой 6-й армии победоносного фельдмаршала Паулюса? Думается, ответ очевиден.
В реальном 1943 году советские войска с удивлением наблюдали под Курском немецкие танки в необычном, желто-песчаном камуфляже. В нашем же случае англичанам и американцам в Африке уже с зимы 1941-42 года пришлось бы увидеть перед собой танки в странном для этих мест, белом арктическом окрасе. В реальности у Роммеля зимой 1942-43 года осталось порядка 400 танков, причем в подавляющей массе легких. 232 танка он потерял в сражении под Эль-Аламейном, которое англичане считают битвой, изменившей ход мировой войны. Напомним, что только под Сталинградом немцы потеряли более 1600 танков. А если бы хотя половина из этого числа оказалась в Африке? Под Курском летом 1943 года сосредоточилось около 2750 немецких бронемашин, включая 150 «Тигров».
В одном только бою под Прохоровкой участвовали 300 немецких танков. Если бы они в это время находились не в районе Курска, а под каким-нибудь Тобруком, то и исход битвы за Африку был бы другим, а Касабланка вошла бы в историю как второй Дюнкерк, если бы, конечно, англичане с американцами успели до нее добежать. Роммель перехватил бы Суэцкий канал, отрезав Британию от колоний, и взял бы под контроль Ближний Восток с его нефтью, встретившись с Паулюсом на берегах Евфрата.
После этого можно было отложить Индию на десерт и уже в 1944 году взяться за главное блюдо – Британию. Возможно, кстати, что немцам не пришлось бы даже высаживаться на остров. Достаточно было блокировать его с помощью подводных лодок и возобновить воздушную битву. За годы войны Германия, Япония и Италия выпустили 228 тыс. военных самолетов. (108 тыс. + 109 тыс. + 11 тыс.). Это в 2,5 раза меньше, чем произвели США, СССР и Великобритания – 255 тыс. + 214тыс. + 118 тыс. = 587 тыс. Эти цифры в разных источниках отличаются, но в целом соотношение остается тем же. В принципе, можно сказать, что именно этот фактор обусловил поражение Оси, и тезис о решающем вкладе США в исход Второй мировой войны подтверждение находит именно в этих расчетах. С другой стороны, превосходство в бронемашинах у союзников было еще большее –190 тыс. против 38 тыс. – в 5 раз, и здесь наибольший вклад был уже за СССР – 85 тыс.
Но в нашем варианте развития событий картина выглядит иначе и на земле, и в небе. Большая часть авиации США была задействована против Японии. Стране восходящего солнца в любом случае пришлось бы туго, но на европейском театре в случае разгрома СССР к 1943 году ситуация меняется кардинально. Дело даже не в том, что из вышеприведенного авиационного неравенства вычитаются около 100 тыс. самолетов, произведенных в СССР в 1943-45 гг., а авиапроизводство в Великобритании в условиях блокады и ковровых бомбардировок оказалось бы далеко не столь продуктивным. Главное, что Германия представляла бы собой совсем другую силу с бакинской и ближневосточной нефтью, донбасским углем, уральской сталью, украинским хлебом и людскими ресурсами всей Европы. В производстве военной техники наблюдалась бы, скорее всего, иное соотношение. Плюс реактивные самолеты Me-262 и Ar-234, в массовом производстве и боевом применении которых немцы даже в реальном 1944 году опережали англичан и американцев на пару лет.
При этом Германии пришлось бы воевать не на два фронта. И даже не на один. А уж над Ла-Маншем немцы как-нибудь смогли бы создать если не превосходство, то паритет в авиации. В таких условиях ни о какой высадке в Нормандии союзникам думать уже не пришлось бы. Без подавляющего превосходства в воздухе это равносильно самоубийству. Не говоря о танках, которые поджидали бы десантников в Нормандии, а не горели бы ярким пламенем где-нибудь в Померании. Скорее всего, Рузвельту и Черчиллю пришлось бы думать о том, как обезопасить саму Великобританию от десанта Германии. Ведь из одних только деморализованных разгромом русских орд можно было создать многомиллионную армию вторжения, завалить трупами Ла-Манш и утопить Британские острова в море крови, не потеряв ни одного немецкого солдата.
Впрочем, еще не факт, что Великобритания вообще осталась бы в войне. В сложившихся условиях Георг VI вполне мог отправить Черчилля в отставку, а новое британское правительство смирилось бы с неизбежным и заключило с Германией мир, чтобы спасти страну. Более того, в условиях демократии не исключено, что к власти без всякого переворота, в результате вполне себе честных выборов пришел бы Освальд Мосли, лидер британских фашистов. И тогда Британия вообще стала бы союзником Германии в борьбе со своей бывшей колонией. Такое вполне могло произойти. Недаром местом действия культовых антиутопий «1984» и «О дивный новый мир» была Англия, и речь там идет отнюдь не о коммунизме, хотя тычут носом в эти книги в основном Россию. Как бы то ни было, это был вполне возможный вариант развития событий.
И вот наступает август 1945 года. У американцев, которые вынуждены сражаться со всей Евразией, есть атомная бомба и летающая крепость Б-29 с практической дальностью в 6380 км. Возможно, что Японии в любом случае пришлось бы хлебнуть ядерного горя, хотя не факт, что без удара советской армии в Манчжурии император Хирохито капитулировал бы. В своем обращении к нации он упомянул о «новом ужасном оружии», но лишь в конце и после слов «к тому же». Скорее всего, он это сделал, чтобы оправдаться перед гражданскими лицами из числа своих подданных. А вот в рескрипте военным император прямо заявил, что главная причина капитуляции – вступление в войну СССР, а об атомных бомбах США вообще не сказал ни слова.
Но нас в данном случае интересует Европа. Как известно, у Германии в 1945 году в реальности никакой бомбы не оказалось. Но вовсе не потому, что немцы не осознавали военного значения расщепления ядра атома урана. Они, кстати говоря, его первыми и обнаружили. Это сделал в 1938 году немецкий физик Отто Ган, по иронии судьбы удостоенный за свой эксперимент Нобелевской премии именно в 1945 году, о чем узнал, уже находясь в британском плену.

А уже в апреле 1939 года профессор Гамбургского университета Пауль Хартек известил письмом правительство Германии о военном потенциале этого открытия. Знаменитое письмо Эйнштейна Рузвельту появилось на свет позже – в августе 1939 г. Кстати, Эйнштейн его не писал, а лишь подписал. Настоящими его авторами были два других физика – Юджин Вигнер и Эдвард Теллер. Сам же Эйнштейн разбирался в этой проблеме не больше, чем Зигмунд Фрейд в гинекологии. А возможно, даже меньше.

До 1942 года ядерная программа в Германии продвигалась параллельно американской. Однако в 1942 году немецкий проект был передан из ведения министерства вооружений гражданскому ведомству научных исследований. В итоге не только бомбу, но и работоспособный реактор немцам создать не удалось.
Что, впрочем, и не удивительно, если учесть, что руководил работами еще один немецкий нобелевский лауреат, лучший физик XX века, Вернер Гейзенберг. Проект, которым руководит лучший физик XX века, просто не мог не провалиться. Та же участь ждала бы и Манхэттенский проект, если бы руководить им поставили, к примеру, Альберта Эйнштейна, который любил размышлять о научных проблемах, играя на скрипке.
В тех двух странах, где на самом деле было создано ядерное оружие, к руководству соответствующими работами привлекали не лучших физиков ХХ века, а тех, кто умел организовывать людей. В СССР, к примеру, руководство ядерным проектом доверили не Петру Капице (несмотря на все выраженное им в письмах к Сталину желание этим заниматься), а Игорю Курчатову, прекрасному физику, но вряд ли лучшему физику века. А помогал ему Лаврентий Берия, которого Капица в письме к Сталину, не стесняясь, назвал «дирижером, не знающим партитуры». Это, однако, не помешало Берии успешно выполнить ядерный проект. И в Америке Манхэттенским проектом руководил вовсе не Поль Дирак, равный Гейзенбергу по авторитету в науке и куда более Эйнштейна достойный звания лучшего физика века, а генерал Лесли Гровс, человек, от квантовых теорий чрезвычайно далекий, и Роберт Оппенгеймер, тоже очень хороший физик, но совершенно точно не лучший в XX веке. Отсюда и результат. Ну а о том, что представлял собой реактор, созданный в Германии под руководством лучшего физика, можно судить по фото в начале статьи. Без слез не глянешь.
Впрочем, не один только гений Гейзенберга тут виной. Главная причина неудачи немецкой программы состояла в том, что в США на Манхэттенский проект было затрачено 2 млрд долларов, а в работах по нему участвовало до 120 тыс. человек, в то время как в Германии к урановому проекту никогда не привлекалось более 1000 специалистов, а потрачено на него было всего 8 млн рейхсмарок (2 млн долларов) – в 1000 раз меньше, чем в США. Что говорить, если тетрадь с «любительскими» расчетами атомной бомбы в 1942 году была обнаружена советской разведкой среди захваченных немецких документов... под Таганрогом. Видимо, какой-то призванный на Восточный фронт физик коротал таким образом долгие зимние вечера. Кстати, данный случай еще раз показывает, как все-таки хорошо работала наша разведка, которая даже в 1942 году под Таганрогом смогла тетрадку с любительскими расчетами атомной бомбы отличить от тетрадки с расчетами вечного двигателя и доставить ее, куда следует.
Почему же Германия не бросила на урановый проект все силы? Да потому что на это уже не было ни сил, ни времени. В 1939 году немецкие физики обещали военным сделать бомбу за год в университетском подвале. Не получилось. В 1942 году Гейзенберг уже говорил, что на разработку может уйти 5 лет. Вероятно, министр вооружения Шпеер, возглавлявший совещание по этому вопросу в 1942 году, разумно посчитал, что даже если в этот раз поверить ученым, то через 5 лет мировая война так или иначе закончится. А чтобы она закончилась так, а не иначе, необходимо все силы бросить на проекты, которые могут оказать влияние на ход военных действий в более короткие сроки, – например, на создание реактивной авиации и баллистических ракет.
В принципе, Шпеер не ошибся. Атомную бомбу Германия, скорее всего, к 1945 году создать в любом случае не успела бы. При этом уже в 1942 году, после провала блицкрига в России, умным людям было понятно, что война, в сущности, проиграна. Она становилась тотальной до такой степени, что даже физиков-теоретиков отправляли на фронт, а потому выделение колоссальных ресурсов на атомный проект могло лишь приблизить крах Германии.
Говорят, что немецкие физики нарочно повели исследования по ложному пути, чтобы не дать Гитлеру атомную бомбу. Вряд ли это так. Просто их было мало, отсюда и ошибки. К примеру, немецкие расчеты давали критическую массу заряда в районе тонны. После этого они и атомную бомбу начали понимать как большой реактор, который при определенных условиях можно взорвать. Если бы этими вопросами занималось больше людей, то эту ошибку, конечно, нашли бы. Но люди были очень нужны на Восточном фронте. Иное дело, если бы блицкриг удался. Тогда, возможно, Шпеер, а с его подачи – и Гитлер, в 1942 году иначе посмотрели бы на возможность в перспективе получить оружие, которое позволит править миром. В любом случае, при быстром военном успехе на Востоке не было бы острой необходимости кормить русских вшей немецкими физиками-теоретиками.
Манхэттенский проект позволил создать бомбу за три года. Вряд ли у Германии, получившей неограниченные материальные ресурсы, на это ушло бы больше времени при надлежащей организации дела. Но даже если бы Германия усилиями гениального Гейзенберга к 1945 году атомную бомбу создать не успела и монополия на ядерное оружие в 1945 году все равно оказалась бы у США, то доставить это оружие в логово Гитлера без баз в Британии и на Сицилии американцам оказалось бы крайне затруднительно. В принципе, 6 тыс. км дальности Б-29 хватало на полет из Америки до Германии в один конец. Это можно было сделать ночью, поскольку днем преодолеть одиночным бомбардировщиком мощную немецкую систему ПВО было бы весьма проблематично. И вот 6 августа 1945 года над каким-нибудь Нюрнбергом встает ядерный гриб.
Привело бы это к капитуляции Германии в тех условиях? Отнюдь нет. К тому не было никаких военных предпосылок. Наоборот, лишенное всякого военного смысла злодеяние лишь подтвердило бы зверскую природу американского империализма в глазах немецкого народа. В конце концов, бомбардировка Дрездена и других немецких городов по числу жертв не многим уступала трагедиям Хиросимы и Нагасаки, однако заставить немцев капитулировать смогли лишь советские танки на улицах Берлина. Так что испепеленный Нюрнберг лишь крепче сплотил бы немецкую нацию.
Что касается следующих ударов, то Германию от них могло обезопасить, к примеру, взятие 100 тыс. заложников из числа англичан, французов и прочих недочеловеков с угрозой расстрелять их в случае нового ядерного налета. Или размещение в центрах немецких городов небольших, на 50 тыс. человек, концлагерей. Да мало ли еще чего мог придумать мерзавец Гитлер.
В любом случае американский удар резко ускорил бы работы по урановому проекту в Германии, которые, с ее ресурсами, могли быть закончены в считанные месяцы даже с Гейзенбергом во главе. И вот через год-два ядерное оружие появляется уже у Германии. Ее воздушное пространство благодаря укреплению ПВО средствами радиолокации, реактивными перехватчиками и первыми в мире зенитными ракетами Wasserfall стало бы неприступным даже для ночных заокеанских визитеров. При этом в арсенале немцев, между прочим, еще с 1943 года имелся четырехмоторный бомбардировщик Ме-264 с характерным названием «Америка», имеющий дальность... 14900 км! Этого хватало, чтобы достичь из Европы любой точки на территории США и даже вернуться обратно.
А кроме того у немцев был барон фон Браун, который вместо того, чтобы оказаться в 1945 году в гостях за океаном, в 1946 году запустил бы двухступенчатую ракету А9/А10 с тем же характерным названием «Америка», предназначенную для ракетных обстрелов уже не Лондона, а Нью-Йорка. Положим, для первой атомной бомбы ее грузоподъемность в 1000 кг была недостаточной, но в 1947 году вполне могла появиться и версия с достаточными возможностями. И никакая ПВО в те времена такую «вундервафлю» остановить не смогла бы. Не говоря о варианте с подводной лодкой возмездия в водах Гудзона. А уж то, что Гитлер возжелал бы возмездия, сомнений мало. Да и не в возмездии дело. Гитлер жаждал мирового господства. И, вероятно, получил бы его.
В сущности, Гитлер, когда говорил о величии немецкой нации и о том, что она должна завоевать подобающее место в мире и истории, был не так уж и не прав. Единственная его ошибка состояла в том, что он недооценил русских.

Источник:

Всемирно-историческое значение Победы Советского Союза в войне с Германией – по-прежнему актуальный вопрос. И становится все актуальнее. Не секрет, что весь мир считает, будто в той войне победила Великая Америка. Вместе с Украиной, конечно. Что касается Победы СССР, то есть даже такое мнение, что она вообще никакого значения не имела.



В наиболее одиозном выражении идея о бессмысленности жертв советского народа в Великой Отечественной войне формулируется так: Советская армия, взяв Берлин, лишь избавила немцев от ядерной бомбардировки со стороны Соединенных Штатов, которые таким образом в любом случае принудили бы Германию к капитуляции в 1945 году.

В 90-х годах в одном из толстых журналов довелось наткнуться на любопытный рассказ, фамилия автора которого не запомнилась. Зато запомнился сюжет. Описывался один день – 12 апреля 1961 года на обычном заводе в Геббельсштадте, как стали называть Саратов в оккупированной немцами России. Главный инженер завода – интеллигентный немец средних лет в смешных круглых очках, человек гуманный и добрый. Коллеги в заводоуправлении над ним даже посмеиваются, когда он начинает с жаром рассуждать о том, что русские ничем не хуже собак и если культурному немцу нельзя жестоко обращаться с животными, то и с русскими нельзя. Сам инженер хорошо относится к русским рабочим на заводе, во время обеденного перерыва любит послушать, как они хором поют ему пронзительно-печальные песни под гармошку и балалайку, и никогда не назначает им больше 10 плетей за дисциплинарные провинности. Особенно ему нравится молодой рабочий-металлист, которого зовут Юра. Он и трудится отлично, и улыбка у него какая-то задушевная. Даже эсэсовцы из заводской охраны относятся к Юре с симпатией и запросто разрешают ему собирать окурки возле пулеметных вышек. Да и вообще – в Фатерлянде оттепель, культ личности Гитлера разоблачен на XX съезде НСДАП, молодежь отказывается зиговать и многие вещи в истории Рейха переосмысливаются. Но в провинциальном Геббельсштадте ничего не меняется. Главный инженер знает, что Юра – неформальный лидер русской бригады, и приводит его в кабинет управляющего заводом, чтобы обсудить улучшение условий для местных арбайтеров, которые в ответ обещают работать еще лучше. Рабочие хотят, чтобы их отпускали из бараков-общежитий к семьям не раз в месяц, а раз в неделю. Увы, разговор заканчивается ничем. Управляющий – старорежимный хрыч, ветеран Восточной кампании, все еще верящий в святость своего Фюрера. Он брал Сталинград и до сих пор всерьез рассказывает на встречах с молодежью, что ту войну Германия могла и проиграть. Инженеру иногда даже думается, что этот человек на Восточном фронте отморозил себе не только уши. Что там с ним произошло такого особенного под Сталинградом, не очень понятно, но управляющий все еще ненавидит и даже боится русских. Однако даже он вечером, укладываясь спать в своем готическом особняке над Волгой, невольно вспоминает, какая симпатичная улыбка была у этого русского паренька, как его там, Га-га-рин, кажется. А Юра Гагарин в это время уже крепко спит на верхних нарах. До отбоя весь барак в десятый раз водили смотреть кино «Штурм Москвы» с Чарли Чаплином в роли Сталина, а перед этим показали документальный фильм о полете первого немецкого раумфарера в космос. И Юра спит и видит удивительный сон, будто не белокурый ариец, а он парит в сверкающем шаре высоко-высоко над Землей, где-то у самых звезд. И на губах его расцветает детская улыбка…

Вот такой рассказик. Давайте и мы поупражняемся в альтернативной истории и представим себе, что блицкриг немцам удался. Представим, что осенью 1941 года пала Москва, а летом 1942 года – Ленинград, Сталинград, Куйбышев, Свердловск, Челябинск, Магнитогорск и так далее. Граница Рейха устанавливается по Уральским горам, на вершинах которых появляются величественные монументы суровым немецким войнам, в грозной задумчивости взирающим из-под надвинутых касок на просторы Сибири. Эскизы монументов, кстати, уже были утверждены и выглядели весьма внушительно. Вполне сошло бы за декорации к операм Вагнера. Все это запросто могло произойти, если бы наши войска оказались чуть менее умелыми или упорными в боях, а желание воевать у советского народа было бы таким же, как, например, у французов. Дальний Восток и Забайкалье быстро прибирают к рукам японцы. Быть может, на просторах Сибири и Средней Азии где-то и сохранилась советская власть, но лишь потому, то у немцев в 1943 году были дела поважнее, чем оккупация Омска и Алма-Аты. Речь о бакинской нефти, месторождения которой взяли под охрану британские войска, выдвинувшиеся из Ирана, как они давно предлагали глупцу Сталину. В итоге вместо Курской дуги мир с напряжением следил бы за сражениями в Закавказье. Смогли бы англичане долго противостоять несокрушимой 6-й армии победоносного фельдмаршала Паулюса? Думается, ответ очевиден.

В реальном 1943 году советские войска с удивлением наблюдали под Курском немецкие танки в необычном, желто-песчаном камуфляже. В нашем же случае англичанам и американцам в Африке уже с зимы 1941-42 года пришлось бы увидеть перед собой танки в странном для этих мест, белом арктическом окрасе. В реальности у Роммеля зимой 1942-43 года осталось порядка 400 танков, причем в подавляющей массе легких. 232 танка он потерял в сражении под Эль-Аламейном, которое англичане считают битвой, изменившей ход мировой войны. Напомним, что только под Сталинградом немцы потеряли более 1600 танков. А если бы хотя половина из этого числа оказалась в Африке? Под Курском летом 1943 года сосредоточилось около 2750 немецких бронемашин, включая 150 «Тигров».

В одном только бою под Прохоровкой участвовали 300 немецких танков. Если бы они в это время находились не в районе Курска, а под каким-нибудь Тобруком, то и исход битвы за Африку был бы другим, а Касабланка вошла бы в историю как второй Дюнкерк, если бы, конечно, англичане с американцами успели до нее добежать. Роммель перехватил бы Суэцкий канал, отрезав Британию от колоний, и взял бы под контроль Ближний Восток с его нефтью, встретившись с Паулюсом на берегах Евфрата.

После этого можно было отложить Индию на десерт и уже в 1944 году взяться за главное блюдо – Британию. Возможно, кстати, что немцам не пришлось бы даже высаживаться на остров. Достаточно было блокировать его с помощью подводных лодок и возобновить воздушную битву. За годы войны Германия, Япония и Италия выпустили 228 тыс. военных самолетов. (108 тыс. + 109 тыс. + 11 тыс.). Это в 2,5 раза меньше, чем произвели США, СССР и Великобритания – 255 тыс. + 214тыс. + 118 тыс. = 587 тыс. Эти цифры в разных источниках отличаются, но в целом соотношение остается тем же. В принципе, можно сказать, что именно этот фактор обусловил поражение Оси, и тезис о решающем вкладе США в исход Второй мировой войны подтверждение находит именно в этих расчетах. С другой стороны, превосходство в бронемашинах у союзников было еще большее –190 тыс. против 38 тыс. – в 5 раз, и здесь наибольший вклад был уже за СССР – 85 тыс.

Но в нашем варианте развития событий картина выглядит иначе и на земле, и в небе. Большая часть авиации США была задействована против Японии. Стране восходящего солнца в любом случае пришлось бы туго, но на европейском театре в случае разгрома СССР к 1943 году ситуация меняется кардинально. Дело даже не в том, что из вышеприведенного авиационного неравенства вычитаются около 100 тыс. самолетов, произведенных в СССР в 1943-45 гг., а авиапроизводство в Великобритании в условиях блокады и ковровых бомбардировок оказалось бы далеко не столь продуктивным. Главное, что Германия представляла бы собой совсем другую силу с бакинской и ближневосточной нефтью, донбасским углем, уральской сталью, украинским хлебом и людскими ресурсами всей Европы. В производстве военной техники наблюдалась бы, скорее всего, иное соотношение. Плюс реактивные самолеты Me-262 и Ar-234, в массовом производстве и боевом применении которых немцы даже в реальном 1944 году опережали англичан и американцев на пару лет.
При этом Германии пришлось бы воевать не на два фронта. И даже не на один. А уж над Ла-Маншем немцы как-нибудь смогли бы создать если не превосходство, то паритет в авиации. В таких условиях ни о какой высадке в Нормандии союзникам думать уже не пришлось бы. Без подавляющего превосходства в воздухе это равносильно самоубийству. Не говоря о танках, которые поджидали бы десантников в Нормандии, а не горели бы ярким пламенем где-нибудь в Померании. Скорее всего, Рузвельту и Черчиллю пришлось бы думать о том, как обезопасить саму Великобританию от десанта Германии. Ведь из одних только деморализованных разгромом русских орд можно было создать многомиллионную армию вторжения, завалить трупами Ла-Манш и утопить Британские острова в море крови, не потеряв ни одного немецкого солдата.

Впрочем, еще не факт, что Великобритания вообще осталась бы в войне. В сложившихся условиях Георг VI вполне мог отправить Черчилля в отставку, а новое британское правительство смирилось бы с неизбежным и заключило с Германией мир, чтобы спасти страну. Более того, в условиях демократии не исключено, что к власти без всякого переворота, в результате вполне себе честных выборов пришел бы Освальд Мосли, лидер британских фашистов. И тогда Британия вообще стала бы союзником Германии в борьбе со своей бывшей колонией. Такое вполне могло произойти. Недаром местом действия культовых антиутопий «1984» и «О дивный новый мир» была Англия, и речь там идет отнюдь не о коммунизме, хотя тычут носом в эти книги в основном Россию. Как бы то ни было, это был вполне возможный вариант развития событий.

И вот наступает август 1945 года. У американцев, которые вынуждены сражаться со всей Евразией, есть атомная бомба и летающая крепость Б-29 с практической дальностью в 6380 км. Возможно, что Японии в любом случае пришлось бы хлебнуть ядерного горя, хотя не факт, что без удара советской армии в Манчжурии император Хирохито капитулировал бы. В своем обращении к нации он упомянул о «новом ужасном оружии», но лишь в конце и после слов «к тому же». Скорее всего, он это сделал, чтобы оправдаться перед гражданскими лицами из числа своих подданных. А вот в рескрипте военным император прямо заявил, что главная причина капитуляции – вступление в войну СССР, а об атомных бомбах США вообще не сказал ни слова.
Но нас в данном случае интересует Европа. Как известно, у Германии в 1945 году в реальности никакой бомбы не оказалось. Но вовсе не потому, что немцы не осознавали военного значения расщепления ядра атома урана. Они, кстати говоря, его первыми и обнаружили. Это сделал в 1938 году немецкий физик Отто Ган, по иронии судьбы удостоенный за свой эксперимент Нобелевской премии именно в 1945 году, о чем узнал, уже находясь в британском плену.

А уже в апреле 1939 года профессор Гамбургского университета Пауль Хартек известил письмом правительство Германии о военном потенциале этого открытия. Знаменитое письмо Эйнштейна Рузвельту появилось на свет позже – в августе 1939 г. Кстати, Эйнштейн его не писал, а лишь подписал. Настоящими его авторами были два других физика – Юджин Вигнер и Эдвард Теллер. Сам же Эйнштейн разбирался в этой проблеме не больше, чем Зигмунд Фрейд в гинекологии. А возможно, даже меньше.

До 1942 года ядерная программа в Германии продвигалась параллельно американской. Однако в 1942 году немецкий проект был передан из ведения министерства вооружений гражданскому ведомству научных исследований. В итоге не только бомбу, но и работоспособный реактор немцам создать не удалось.

Что, впрочем, и не удивительно, если учесть, что руководил работами еще один немецкий нобелевский лауреат, лучший физик XX века, Вернер Гейзенберг. Проект, которым руководит лучший физик XX века, просто не мог не провалиться. Та же участь ждала бы и Манхэттенский проект, если бы руководить им поставили, к примеру, Альберта Эйнштейна, который любил размышлять о научных проблемах, играя на скрипке.
В тех двух странах, где на самом деле было создано ядерное оружие, к руководству соответствующими работами привлекали не лучших физиков ХХ века, а тех, кто умел организовывать людей. В СССР, к примеру, руководство ядерным проектом доверили не Петру Капице (несмотря на все выраженное им в письмах к Сталину желание этим заниматься), а Игорю Курчатову, прекрасному физику, но вряд ли лучшему физику века. А помогал ему Лаврентий Берия, которого Капица в письме к Сталину, не стесняясь, назвал «дирижером, не знающим партитуры». Это, однако, не помешало Берии успешно выполнить ядерный проект. И в Америке Манхэттенским проектом руководил вовсе не Поль Дирак, равный Гейзенбергу по авторитету в науке и куда более Эйнштейна достойный звания лучшего физика века, а генерал Лесли Гровс, человек, от квантовых теорий чрезвычайно далекий, и Роберт Оппенгеймер, тоже очень хороший физик, но совершенно точно не лучший в XX веке. Отсюда и результат. Ну а о том, что представлял собой реактор, созданный в Германии под руководством лучшего физика, можно судить по фото в начале статьи. Без слез не глянешь.

Впрочем, не один только гений Гейзенберга тут виной. Главная причина неудачи немецкой программы состояла в том, что в США на Манхэттенский проект было затрачено 2 млрд долларов, а в работах по нему участвовало до 120 тыс. человек, в то время как в Германии к урановому проекту никогда не привлекалось более 1000 специалистов, а потрачено на него было всего 8 млн рейхсмарок (2 млн долларов) – в 1000 раз меньше, чем в США. Что говорить, если тетрадь с «любительскими» расчетами атомной бомбы в 1942 году была обнаружена советской разведкой среди захваченных немецких документов... под Таганрогом. Видимо, какой-то призванный на Восточный фронт физик коротал таким образом долгие зимние вечера. Кстати, данный случай еще раз показывает, как все-таки хорошо работала наша разведка, которая даже в 1942 году под Таганрогом смогла тетрадку с любительскими расчетами атомной бомбы отличить от тетрадки с расчетами вечного двигателя и доставить ее, куда следует.

Почему же Германия не бросила на урановый проект все силы? Да потому что на это уже не было ни сил, ни времени. В 1939 году немецкие физики обещали военным сделать бомбу за год в университетском подвале. Не получилось. В 1942 году Гейзенберг уже говорил, что на разработку может уйти 5 лет. Вероятно, министр вооружения Шпеер, возглавлявший совещание по этому вопросу в 1942 году, разумно посчитал, что даже если в этот раз поверить ученым, то через 5 лет мировая война так или иначе закончится. А чтобы она закончилась так, а не иначе, необходимо все силы бросить на проекты, которые могут оказать влияние на ход военных действий в более короткие сроки, – например, на создание реактивной авиации и баллистических ракет.
В принципе, Шпеер не ошибся. Атомную бомбу Германия, скорее всего, к 1945 году создать в любом случае не успела бы. При этом уже в 1942 году, после провала блицкрига в России, умным людям было понятно, что война, в сущности, проиграна. Она становилась тотальной до такой степени, что даже физиков-теоретиков отправляли на фронт, а потому выделение колоссальных ресурсов на атомный проект могло лишь приблизить крах Германии.
Говорят, что немецкие физики нарочно повели исследования по ложному пути, чтобы не дать Гитлеру атомную бомбу. Вряд ли это так. Просто их было мало, отсюда и ошибки. К примеру, немецкие расчеты давали критическую массу заряда в районе тонны. После этого они и атомную бомбу начали понимать как большой реактор, который при определенных условиях можно взорвать. Если бы этими вопросами занималось больше людей, то эту ошибку, конечно, нашли бы. Но люди были очень нужны на Восточном фронте. Иное дело, если бы блицкриг удался. Тогда, возможно, Шпеер, а с его подачи – и Гитлер, в 1942 году иначе посмотрели бы на возможность в перспективе получить оружие, которое позволит править миром. В любом случае, при быстром военном успехе на Востоке не было бы острой необходимости кормить русских вшей немецкими физиками-теоретиками.

Манхэттенский проект позволил создать бомбу за три года. Вряд ли у Германии, получившей неограниченные материальные ресурсы, на это ушло бы больше времени при надлежащей организации дела. Но даже если бы Германия усилиями гениального Гейзенберга к 1945 году атомную бомбу создать не успела и монополия на ядерное оружие в 1945 году все равно оказалась бы у США, то доставить это оружие в логово Гитлера без баз в Британии и на Сицилии американцам оказалось бы крайне затруднительно. В принципе, 6 тыс. км дальности Б-29 хватало на полет из Америки до Германии в один конец. Это можно было сделать ночью, поскольку днем преодолеть одиночным бомбардировщиком мощную немецкую систему ПВО было бы весьма проблематично. И вот 6 августа 1945 года над каким-нибудь Нюрнбергом встает ядерный гриб.

Привело бы это к капитуляции Германии в тех условиях? Отнюдь нет. К тому не было никаких военных предпосылок. Наоборот, лишенное всякого военного смысла злодеяние лишь подтвердило бы зверскую природу американского империализма в глазах немецкого народа. В конце концов, бомбардировка Дрездена и других немецких городов по числу жертв не многим уступала трагедиям Хиросимы и Нагасаки, однако заставить немцев капитулировать смогли лишь советские танки на улицах Берлина. Так что испепеленный Нюрнберг лишь крепче сплотил бы немецкую нацию.
Что касается следующих ударов, то Германию от них могло обезопасить, к примеру, взятие 100 тыс. заложников из числа англичан, французов и прочих недочеловеков с угрозой расстрелять их в случае нового ядерного налета. Или размещение в центрах немецких городов небольших, на 50 тыс. человек, концлагерей. Да мало ли еще чего мог придумать мерзавец Гитлер.

В любом случае американский удар резко ускорил бы работы по урановому проекту в Германии, которые, с ее ресурсами, могли быть закончены в считанные месяцы даже с Гейзенбергом во главе. И вот через год-два ядерное оружие появляется уже у Германии. Ее воздушное пространство благодаря укреплению ПВО средствами радиолокации, реактивными перехватчиками и первыми в мире зенитными ракетами Wasserfall стало бы неприступным даже для ночных заокеанских визитеров. При этом в арсенале немцев, между прочим, еще с 1943 года имелся четырехмоторный бомбардировщик Ме-264 с характерным названием «Америка», имеющий дальность... 14900 км! Этого хватало, чтобы достичь из Европы любой точки на территории США и даже вернуться обратно.

А кроме того у немцев был барон фон Браун, который вместо того, чтобы оказаться в 1945 году в гостях за океаном, в 1946 году запустил бы двухступенчатую ракету А9/А10 с тем же характерным названием «Америка», предназначенную для ракетных обстрелов уже не Лондона, а Нью-Йорка. Положим, для первой атомной бомбы ее грузоподъемность в 1000 кг была недостаточной, но в 1947 году вполне могла появиться и версия с достаточными возможностями. И никакая ПВО в те времена такую «вундервафлю» остановить не смогла бы. Не говоря о варианте с подводной лодкой возмездия в водах Гудзона. А уж то, что Гитлер возжелал бы возмездия, сомнений мало. Да и не в возмездии дело. Гитлер жаждал мирового господства. И, вероятно, получил бы его.

В сущности, Гитлер, когда говорил о величии немецкой нации и о том, что она должна завоевать подобающее место в мире и истории, был не так уж и не прав. Единственная его ошибка состояла в том, что он недооценил русских.

Источник: НИКС