Денис Урбанович — 33-летний белорусский активист, с 2018 года — глава одной из старейших в Беларуси оппозиционных организаций «Молодой фронт». В семье Урбановича было четверо детей, отец воспитывал их один. Денис окончил Минский колледж по специальности «сварщик», работал на «Мотовело», позже — на предприятии с иностранным капиталом.

Во время президентских выборов 2015 года он снял госфлаг с крыши здания, где проходило голосование, — его вместе с братом осудили на два года. В 2018-м активист ежедневно участвовал в защите мемориала Куропаты.

Во время президентской кампании 2020 года, а также в марте — апреле 2021-го Урбанович несколько раз был осужден на 15 суток. После молодофронтовца и его соратников обвинили в организации протестов и завели уголовное дело. Он переехал в Украину, с началом войны вступил в тероборону, а затем присоединился к полку Калиновского.

((про перемоги в Бахмуте Артемовске — порезано))

((про русского Бабарико/Цепкало/прочих-агентов-кгб — тоже оскоплено в основном, немного оставил для наглядности))

— Тихановская заявляла, что собиралась не руководить страной, а провести новые выборы. Второй момент: откуда у вас информация о подготовке ее вывоза в Литву? Если она была завербована, как вы говорите, почему она так много проблем властям в Беларуси создала после отъезда?

— Вы меня не дослушали до конца. Во-первых, Лукашенко тоже не заявлял, что будет руководить страной 28 лет. Не забывайте, что ФСБ работала на несколько фронтов. С Тихановской что-то не прошло бы — появился бы Бабарико, она бы сказала, что он хороший кандидат. Для этого рядышком была Колесникова — повернуть ее [Тихановскую], куда надо. Был еще Цепкало — он еще хуже, чем все эти двое вместе взятые.

Вы, дорогие мои белорусы, должны понимать, что Россия никогда в жизни не выпустит Беларусь из виду и не допустит президентом человека национально сознательного или того, кто больше тянется к Европе. Ни Бабарико, Ни Цепкало, ни Тихановская не были таковыми и не шли к Европе. Их политика — угроза независимой Беларуси. Может, они и умные люди, свое дело знают, но я в них не вижу лидеров нации. Таких, «уличных солдатов» — Северинец, Дашкевич, — их посадили сразу быстренько. Ну и Тихановского, потому что он тогда правда представлял угрозу, собирал людей много — вопросов нет.

И поверьте, если Лукашенко умрет, «Иисусом Христом», скорее всего, будет Виктор Бабарико, который скажет: «Благодаря русским выпустили всех политзаключенных». Я такой вариант рассматривал еще до войны, но сейчас для РФ это будет глупо — белорусы могут не так понять: там идет война, а тут русские политических выпускают. Если Лукашенко умрет и Виктор Лукашенко подпишет 31-ю карту, Беларусь уже будет частью России (в случае смерти политика власть перейдет к главе Совета Республики Наталье Кочановой, в случае гибели — главе Совбеза, который в таком случае тоже возглавит Кочанова. Старший сын Лукашенко, Виктор, формально не может получить власть в стране в случае смерти отца. — Прим. ред.). И тут уже вопрос к народу, к Переходному кабинету, ко всем — как будем вызволять страну? Лукашенко же еще может что-то ляпнуть на Россию, но его сыновья, хунта — нет. Они как серые мыши, им проще интегрироваться, чтобы были одни законы, язык, валюта — национальный вопрос в Беларуси фактически закрыт. Это, может, единственное, почему я рад, что Лукашенко жив, — потому что после его смерти Беларуси уже не будет.

— Вы не замечаете, что Тихановская высказывается против Путина, российской агрессии, дала понять, что нам не по пути с Россией? И если бы Бабарико, как вы говорите, вышел и поблагодарил за помощь Кремль, это значило бы, что он поддерживает войну. Такое сложно представить, к тому же белорусы бы его осудили.

— Борются с российской агрессией на фронте, украинская нация. А сидя в Европе за каким-то круглым столом — это не борьба. Ну да, она сказала против. Я тоже могу сказать против, могу сказать за. Лукашенко тоже критиковал Путина — вспомните месяца два назад, когда он сказал: «Контрнаступление ВСУ — пипец России» (Александр Лукашенко не делал таких заявлений. 31 марта он говорил, что не верит в успех украинского контрнаступления. — Прим. ред.). Что бы ни говорила Тихановская, для меня начальный этап важен. Почему так не начинали Позняк, Северинец, Дашкевич, Статкевич?

Господа, я был на приеме у руководства Украины, и мне прямо было сказано, что с Тихановской разговаривать никто не будет, потому что она такой-такой человек. Наша задача — строить независимую белорусскую армию на национальных идеях и идти освобождать Беларусь. С Тихановской и всем Переходным кабинетом мы не будем этого делать явно. Я вам больше скажу: можно 100 лет просидеть с этим Переходным кабинетом, и он про Беларусь ни разу не заявит. Что Рада БНР, изгнанная власть, за последние 20 лет сделала для Беларуси и белорусского народа? Ни хрена она не сделала, активных действий от них не было. Они просуществовали в Канаде как лежачий камень, и все. Так же и КС через 20 лет будет сидеть в Литве, и все.
Я уважаю Зенона Станиславовича Позняка, но и его партия — она просто есть. Хорошо помню «Европейскую Беларусь» — Максим Винярский, Дмитрий Дашкевич, Евгений Афнагель, они что-то делали, доносили до людей, что Лукашенко и Россия — зло. Не за 10 тысяч км в Америке, а в Беларуси. Эти люди для меня имеют огромную ценность и уважение.

— Вы же понимаете, что любой человек, что против власти, может сейчас в стране быть только за решеткой? Вы и сами уехали.

— Я не осуждаю тех, кто уехал в 2020-м: были массовые репрессии, огромные сроки. Я осуждаю тех, кто уехал 20 лет назад и даже не знает, как Беларусь сейчас выглядит, но заявляет о себе. Я уехал в 2021-м, потому что мне грозил срок 20 лет. Меня долго уговаривали родные, побратимы. И выезжал я не один — с молодофронтовцами.


— У вас есть обида на белорусов за то, что в 2020-м многие хотели протестовать мирно? Вы уже говорили про «цветочки, акции».

— Я понимаю все, но белорусы могли бы действовать немного и радикальнее. Ни один диктаторский режим не падал от мирных выборов — все решалось всегда через кровь и землю. Пример той же Украины — если бы в свое время там появилась своя Тихановская, Украина бы уже была с русским флагом. А националисты, благодаря их радикальным способам борьбы против режима Януковича, вцепились намертво за свою свободу и за свой выбор. Эта нация достойна чего-то. А у нас за свободу никто не цеплялся, люди рабский ошейник до сих пор носят, сходили — цветочек кинули.

— Люди не хотели крови.

— Послушайте, это громко сказано. Кровь была, причем у нас (со стороны протестующих. — Прим. ред.). Я вам скажу, что, если бы тогда в Беларуси что-то пошло не так, эти архаровцы, которые сейчас бегают по украинской земле, бегали бы по белорусской. И там бы уже не считали 10, 20, 30 — совсем по-другому считали бы. Есть огонь и меч, только так можно решить вопрос.

— Сейчас много обсуждается вопрос освобождения Беларуси после победы Украины. Как вы себе это представляете?

— Я еще даже не думал, честно говоря, как освобождение будет выглядеть. Давайте сначала решим вопрос в Украине, потом будем разбираться с Беларусью. Я по-разному это представлял, молодофронтовцы — так же. Честно говоря, мы не пришли к одному мнению. План по освобождению Беларуси у нас есть (я не буду его озвучивать), но мы не прорабатывали, как это все будет выглядеть. Что-то можно просчитать, например смерть Лукашенко, назначение какой-нибудь Кочановой, но сейчас сложно говорить. Единственное, если белорусский народ хочет, чтобы его освободили, он готов для этого сделать все возможное, — это не вопрос. Если ему нравится жить так, как он сейчас живет, — пожалуйста, это воля народа. Потому что власть — это и есть народ. Если бы Лукашенко мешал народу, он бы давно от него избавился. Белорусы же живут сейчас в стране? Живут. Может, их не все устраивает, но большинство — устраивает. Все.

— Полк Калиновского заявлял о политических амбициях. Белорусы на это реагировали по-разному, кто-то говорил, что военные должны заниматься войной, политики — политикой. Как вы смотрите на то, что военные могут прийти и руководить в Беларуси?

— Немного поправлю вас: военные — это устав, присяга, а мы добровольцы. Да, у нас есть структура, мы подчиняемся, есть некоторые правила, но немного по-другому. Полк и политические амбиции… Ну, я считаю, что война войной — политика политикой. Я не занимаюсь организацией (речь о «Молодом фронте». — Прим.ред.) — у меня просто нет времени. Я или в Бахмуте, или в другой обстановке, где мне надо, скажем, с самого утра до вечера работать с личным составом, оружием, операциями. Какая на хрен политика? Если я начну заниматься ею, будет проседать боевая работа. А в командовании полка не воюют — штаб, я имею в виду, остальные калиновцы же на войне.

— Вы следите за мнением белорусов, спрашиваете своих знакомых? Вам может это не нравиться, но люди могут не хотеть решения вопросов силовым вариантом.

— Никто не хочет, чтобы в Беларуси начались боевые действия, поэтому все зависит от нашего захода. Белорусский народ может «изрыгнуть» освободительную армию, потому что она принесет кровь, разрушения. Вы же понимаете, что ты же не зайдешь в трусиках и тапочках в Беларусь и не скажешь: «День добрый, мы пришли вас освобождать!» Придется, понятно, стрелять, убивать (я о тех, кто будет оказывать сопротивление из силовиков), поэтому я понимаю. И разговаривал с людьми разными в Беларуси, у меня много друзей. Они говорили, что не все нас ждут. То есть и Лукашенко не любят, но и нас не ждут, потому что считают, что наш приход принесет войну и разруху. Помните такую фразу: «Не хотим как в Украине»? Я не исключаю вариант, что белорусский народ может не воспринять свое освобождение.