Здравствуйте, lpd, Вы писали:

lpd>Здравствуйте, Serginio1, Вы писали:

lpd>>>А у СССР политзэки, которые выполняли самую трудоемкую работу.
S>> С очень высокой производительностью труда? И сколько тех зэков было?

lpd>Их труд использовали для самых тяжелых строек в Сибири, которые иначе потянуть было бы сложно.
Ну вот я был в Норильске. Самый тяжелый регион. Наверное про них ты и говорил. Да строили его в том числе и зэки в Сталинский период.
Была в свое время и поговорка, что пришла разнарядка для инженеров в гулаг.

Но кроме зэков там были и вольно наемные. Нужны квалифицированные кадры, а не неквалифицированная рабочая сила.
Там и коэффициент 1.7 был и 8 полярок. Зарабатывали хорошо.

S>> Ну понятие бессмыленности довольно растяжимое. Но вот уровень ВВП худо бедно понятие объективное.

lpd>По-моему бессмыссленно рассматривать ВВП СССР, имевший заметный размер только из-за тяжелой промышленности.

lpd>США конечно в войне меньше участвовала, но я бы с ними и не пытался сравнивать. Что ты хочешь доказать экономическими показателями? Что партия заставила народ работать? На западе рынок в конечном счете поощрял деньгами деятельность полезную людям. А в СССР для продвижения по службе необходимым условием была поддержка партии, что предрешило меньшую эффективность экономики и худшую жизнь большинства граждан.
Ну бред. Самому то не стыдно.
В СССР в институтах учили. После первой же сессии вылетал 50% студентов. Та же наука хочешь сказать держалась исключительно за счет партийной принадлежности?
В свое время в СССР огромную роль играли министерства. Разрабатывались программы развития, работы итд. И на первых порах это давало огромный выхлоп.
Но потом, забюрократились. Нужны были новые идеи.
Авторитаризм хорош тогда когда цели ясны и ясны методы их достижения. А вот там где не ясно нужен эволюционный подход, то есть частная собственность.
Упущенный шанс СССР, или Косыгин и судьба государства

К тому времени экономисты СССР (Е. Либерман, В. Немчинов и др.) уже несколько лет дискутировали, как решить ключевые проблемы, характерные для плановой экономики (отсутствие конкуренции и самостоятельности предприятий), не отменяя при этом её социалистическую суть. Пока теоретики искали лучший из возможных вариантов, Косыгин начал эксперимент на Энгельсском комбинате химического волокна. Главным показателем эффективности комбината сделали прибыль (вместо объёма продукции), позволили руководству самому распоряжаться ресурсами предприятия, а также решать, как потратить часть прибыли, и что особенно важно — разрешалось выделять часть этих денег на повышение зарплат и премии. За пару лет комбинат преобразился. Работников получилось по-настоящему вдохновить, пряник оказался эффективнее кнута. Главный инженер комбината В. Гусев вспоминал: «Впервые мы, начальники цехов, инженеры, бригадиры, рабочие, почувствовали, что стали единым коллективом, заинтересованным в результатах своего труда. У предприятия появились деньги и их начали считать. Появились совершенно новые вопросы: что делать с прибылью?» Прибыль пустили на новое оборудование, научные исследования и бытовые потребности полутора тысяч работников и их семей: построили жильё (700 тыс. кв. м.), кинотеатр, магазины, больницу, 12 детских садов, три училища и оздоровительный лагерь. Людей обучали новым методам работы, совершенствовалось производство.

А. Н. Косыгин ещё в 1920-е гг. убедился в эффективности предпринимательской инициативы и спроса как регулятора экономики — когда служил в кооперации и видел успехи НЭПа. Впоследствии он побывал в Англии, видел, как работает рыночная экономика в Югославии, и понял, что в социалистическую экономику тоже надо внедрять элементы рынка.

Далеко не всё из запланированного Косыгиным удалось реализовать, но многое. Да, Госплан и другие регулирующие ведомства часто нарушали права предприятий, да, на местах не все понимали замысел реформы и рационально распоряжались прибылью, но успехи советской экономики впечатляли. Восьмая пятилетка (1966 — 1970 гг.) вошла в историю СССР как «золотая», это был грандиозный успех: рентабельность промышленности выросла с 13 до 21,3%, экономический рост достигал 7% в год, национальный доход вырос на 41%, промышленное производство — на 50%, сельскохозяйственное — на 21%. Росли доходы населения (на 33%), продолжалось массовое жилищное строительство, появились годовые премии, в продажу поступили «Жигули», стало в разы больше телевизоров и радиоприёмников, холодильников, одежды и обуви, страна перешла на пятидневную рабочую неделю. Было построено около 1900 новых предприятий, в том числе ВАЗ и несколько крупных электростанций — Красноярская ГРЭС, Приднепровская ГРЭС, Братская и Саратовская ГЭС.

Однако в 1971 г. Брежнев внезапно прекратил преобразования Косыгина (без объяснения причин), и через какое-то время все начинания премьера свернули. Показатели прибыли и реализованной продукции заменили на плановый показатель производительности труда, фонды материального стимулирования трудовых коллективов ограничили, и экономический рост замедлился. Результаты получились вполне ожидаемые. Новая научно-техническая революция уже в 1970-е гг. оставила советскую экономику далеко позади мировых лидеров — США, Японии, ФРГ, Великобритании… По-прежнему изматывала СССР гонка вооружений: около 20% национального дохода уходило на нужды обороны. От краха тогда спасал экспорт энергоресурсов. В 1965 — 1970 гг. было построено 35,6 тыс. км газо- и нефтепроводов, Косыгин продолжал развитие газовой промышленности и нефтедобывающей отрасли до самой отставки в 1980 г. В значительной степени Россия до сих пор живёт этим наследием.

Решение Брежнева прекратить реформы объясняется не его идейной приверженностью плановой экономике, не подлинным догматизмом. Это был чисто политический шаг. Генсек и другие консерваторы боялись утратить тотальное управление экономикой, боялись дать слишком много прав, слишком далеко зайти по пути внедрения рыночных инструментов. Большое влияние на сворачивание косыгинских преобразований оказала «Пражская весна». Экономические реформы в социалистической Чехословакии привели к событиям 1968 г., к росту запроса на политические свободы вслед за обретением свобод экономических. Советские лидеры опасались, что это же случится и в СССР, если продолжать поощрять инициативу «снизу». Тем более, что в 1970-е гг. Брежнев легко мог себе это позволить — зачем рисковать, если рост доходов от продажи нефти и пятикратное увеличение экспорта позволяют компенсировать за счёт нефтедолларов недостатки плановой экономики… Если что-то не производится, это всегда можно купить за рубежом, преобразования не нужны. Вот так экономика и скатилась в «застой», а СССР упустил свой исторический шанс на эволюцию социально-экономической модели без потрясений. Страх потери власти снова — не в первый и не в последний раз в русской истории — взял верх над разумом, над интересами страны. Власть Брежнев сохранил и правил до самой смерти. А Россия двинулась дальше по пути к катастрофе, позору и смуте.