29 июля 2024 г. Клуб истории Физтеха организовал
онлайн-встречу с выпускником МФТИ 1967 г. Александром Мигдалом. Этот человек утверждает, что решил проблему турбулентности, научился предсказывать рынок и даже вывел формулу счастья.
Но самая потрясающая из рассказанных им историй – о том, как на 3-м курсе он сделал открытие, за которое Питер Хиггс в 2013 году получил Нобелевскую премию.
Приводим этот поразительный рассказ практически полностью.
«Толя Ларкин (советский физик, академик РАН, – прим. НИКСа), будучи человеком бесконечно талантливым и бесконечно ленивым и обладающим хорошей интуицией, дал нам с Сашей (Александр Поляков, однокурсник А. Мигдала, советский физик, член-корреспондент АН СССР, член Национальной академии наук США, – прим. НИКСа) эту задачу. Он говорит, попробуйте, посмотрите, как в теории Янга–Миллса обстоит дело со спонтанным нарушением симметрии и теоремой Голдстоуна. Нас это очень вдохновило, и мы бросились это делать… Это было приблизительно осенью 63 – зимой 64 года.
Мы послали нашу статью в ЖЭТФ («Журнал экспериментальной и теоретической физики», – прим. НИКСа), и статья наша называлась «Спонтанное нарушение симметрии сильного взаимодействия и отсутствие безмассовых частиц». Вот под этим названием я готов подписаться сейчас. Это название говорит о том, что мы понимали самое главное из того, что мы делали, независимо от технических деталей... Это на самом деле более общая формулировка эффекта Хиггса, чем та, что он сделал.
Но дальше произошло следующее. Вся школа Ландау придерживалась совершенно другой точки зрения. Они были загипнотизированы Ландау, который в то время уже не был как бы в строю. Он после катастрофы не участвовал в научной жизни, а его последователи, как часто бывает с апостолами, они, в общем, так сказать, становились все более и более косными, все менее и менее как бы соответствовали действительности и стояли на пути прогресса. И вот эти последователи, среди которых был мой учитель Грибов (советский физик, член-корреспондент АН СССР, – прим. НИКСа), которому я, с одной стороны, благодарен, с другой стороны, очень много он сделал и негативного, – так вот они все придерживались той точки зрения, что никакой теории поля не бывает.
Это есть так называемый московский нуль. Заряд экранируется виртуальными парами, и физического взаимодействия нет, поэтому теории поля нет и можно только, как говорил Гейзенберг, находить соотношения между наблюдаемыми величинами. Это называется феноменологическая теория. Вам запрещается выяснять вопрос о том, что внутри. Если вы не можете что-то независимо наблюдать, как, например, выяснилось, кварки, значит, этого не существует и вы не имеете право про это говорить. Вот не имеете права – и все, и не говорите. Буквально такая была консервативная теория, противоречившая всему историческому процессу теоретической физики, которая все время уходила внутрь и внутрь и открывала что-то внутри. Нельзя! Нет! Не можете независимо измерять, значит, не можете пользоваться словами такими.
И вот эта вот философия привела к тому, что наша работа отвергалась не потому, что мы что-то неправильное сделали, а потому что в принципе нельзя говорить о теории поля, нельзя говорить о теории нарушения симметрии. Когда мы потом пытались на одном из докладов, это было уже года через два, на сессии Академии наук, про эту работу говорить, одно слово спонтанное нарушение симметрии вызывало смех и обсуждение на этом кончалось. Ну, о чем говорить, когда люди рассказывают про спонтанное нарушение симметрии! Мне очень хорошо знакомо это отношение ретроградов-консерваторов и посредственностей к новым идеям. Они высмеивают сам факт. Сам факт для них смешон. Не по сути дела того, что предлагается, а вот то, что люди такую глупость говорят.
А это были наши учителя, мы им сдавали экзамены. В свое время меня чуть не завалил на экзамене по квантовой электродинамике один из этих моих критиков. В то же самое время, когда мы открыли эффект Хиггса, я ему сдавал квантовую электродинамику и не смог ответить на какой-то инженерный вопрос, потому что до этого всю ночь выяснял отношения со своей девушкой и не выспался. Ну, неважно.
Важно только то, что мы действительно встретились со страшным сопротивлением и, хуже того, я вам скажу, они же задержали на два года нашу публикацию. Рецензент Шехтер, ученик Грибова, два раза отвергал нашу статью. У меня в памяти сохранилась отвратительная фраза из рецензии этого Шехтера, который написал буквально следующее: «Авторам придется снова переделать статью, посетовав, быть может, на невежество рецензента». Значит, эта фраза могла быть только из второй рецензии, потому что написано – снова переделать. А невежество было. Вопрос был совершенно идиотский, неправильный. Мы ему ответили, и поэтому наконец после второй рецензии третья уже была положительная.
Первая статья была в 64 году отвергнута, вторая – в 65, и третий раз, наконец, она была принята в 66, уже после того, как вышли статьи наших как бы конкурентов. То есть мы опоздали, вовремя не опубликовались и Нобелевская премия по праву принадлежит Хиггсу, Энглеру и Брауту (Нобелевскую премию по физике 2013 года получили Питер Хиггс и Франсуа Энглер за теоретическое предсказание бозона Хиггса. Роберт Браут умер в 2011 году и, соответственно, премию не получил. Он и Франсуа Энглер независимо от Хиггса открыли тот же эффект в том же 1964 году. Их статья была очень краткой, но вышла раньше двух статей Хиггса. Более того, вслед за этим вышла еще одна статья двух американских и одного британского физика с теми же выводами. Идея носилась в воздухе, но нобелевку в итоге получили лишь двое, – прим. НИКСа).
Здесь как бы чуть-чуть не считается. Но все-таки нам приятно сознавать было потом через годы, что мы как бы стояли за истину и не сдались в борьбе с ретроградами. И есть такая печальная история, что я потом пытался найти эти манускрипты. Нобелевский комитет сказал Сашке Полякову: только найдите этот первый манускрипт, и мы вам дадим премию, если вы первые. Я полез в ЖЭТФ. Это был, по-моему, 13 год, не помню точно, и мне сказали: «Ах, как обидно, как раз год назад мы сожгли все манускрипты, так что ваших манускриптов нет».
Я думал, ну как, рукописи же не горят, буду дальше искать. Стал искать в Главлите, это уже некоторое время потом, после драки. Обратился в центральный Главлит. Мне сказали, что никаких статей ваших нет. А должно было быть три, они все проходили через Главлит. И тогда они мне написали, что вот мы в центральном Главлите не нашли, а попробуйте в региональных. Вы же из Физтеха подавали?
И тут мое терпение кончилось. Если кто-то из юношей бледных со взором горящим захочет мне помочь, то этот первый манускрипт нашей с Поляковым статьи, наверное, где-то хранится в архивах регионального Главлита, который был тогда связан с Физтехом, но у меня уже на это сил нет, тем более на расстоянии все это очень трудно делать. (Александр Мигдал уже 30 лет живет в Принстоне (США) – прим. НИКСа.)… Но если кто-то это сделает, честь ему и хвала, потому что история науки все-таки должна узнать, кто же первый написал статью про спонтанное нарушение.
Так или иначе, это поучительная история, потому что мы могли сломаться, нас очень сильно втоптали в грязь и настолько нас морально подавили, что мы потом не заикались про эту работу. Никто не заикался, ни мы, ни наши учителя. Наши учителя потом стали большими сторонниками этой теории, они провели остаток своих карьер, занимаясь калибровочными теориями спонтанного нарушения симметрии, но ни один из них не сказал нам ни спасибо, ни извините, ни там, не знаю, молодцы или что-нибудь такое. Нет. Как будто этого не было. Я уж не говорю там про какие-нибудь премии и академии. Черт с ними! Нас это не интересовало, но главное, что мы хотели бы от них услышать: ребята, вы правы были. Суровое было время».
Комментарий НИКСа: К характеристике суровых времен стоит добавить, что представители школы Ландау также не питали теплых чувств к двум Александрам – Мигдалу и Полякову. Во всяком случае, один из работающих в НИКСе физтехов выпуска 80-х годов вспоминает, как крупный советский ученый Лев Горьков предупреждал своих студентов: «Я вам все прощу, кроме одного – если возьмете в шефы одного из двух Саш».
Примечание НИКСа: В этой статье использованы иллюстрации художника Сергея Тюнина из книги «Поиски истины», написанной и опубликованной в 1983 году отцом Александра Мигдала – академиком Аркадием Мигдалом.
Рассказ Александра об отце-академике, школе Ландау, формуле предсказания рынка и многом другом интересном – читайте в следующей статье.
Продолжение следует.
Источник:
НИКС – Компьютерный Супермаркет
